Записки от старости. Ироническая проза - Владимир Данилушкин

Ты не вздумай хандрить, – мысленно велю компу. Были бы в природе какие-то витамины, я бы ему купил. Но не знаю я таких витаминок. Ему не надо задавать непосильных режимов: включил одну программу и улыбайся, а вторую потом задашь. Тогда не надорвется, как случилось во времена зимнего дождя. Александр Евгеньевич спас диск. Смотрю в экран ноутбука, явленные буквы вызывают у меня слезы, темные на темном фоне. До смысла никак не доберешься. Или очки покупай посильнее, или настольную лампу помощнее. Впрочем, я уже делился этой проблемой.

Мыслительный аппарат напрягся, сердце разогналось, как скорый поезд. Нельзя такие вопросы решать от дум. И от дам. Забудь о пуле дум-дум! Как и ожидал, решение проклюнулось само собой. По наитию, мать его, надо действовать. Пошел в магазин, он в нашем доме базируется и купил! Широкий плоский монитор с вмонтированными звуковыми колоночками.

Включенный, он дает много света, световую стенку. Не нужно сильных очков! В первые дни голова болела от ясности, глаза ломило. Как сказал один мой знакомый поэт, недавно он отметил 83-летие: «Я вышел из тени».

Новый «хрусталик» – 22 дюйма по диагонали. Жидкий кристалл. Это мои двоюродные глаза.

Я буду питать мой компьютер вкусняшками: особым током, особой очистки, словами ободрения и похвалы. Протирать от пыли, которая в нашем городе легко превращается в наждачную шкурку. По всей земле происходит переход на стекловолоконную оптику, передающие кабели теперь оптические, будто бы изготовленные из человеческих глаз. Мы стали ближе – жесткий диск и мой твердолобый черепок. Мы соединены невидимыми нервами, мне больно, когда плохо ему. Мы долго ждали, и вот уже три месяца в нашем городе оптический кабель интернета. Такая радость, до сих пор не верится. А еще не угасла радость от монитора. На нем хочется смотреть. Фильмы! Наслаждаясь и отдыхая. Моя любовь к видео доходит до ненависти. Привязанность до цинизма. Кино на выцветшем мониторе компьютера надоело за несколько лет. И фильмы все стали на одно лицо: темные, с обедненной цветовой гаммой. И вот запущен новый монитор, став подобием кинотеатра. В кино получаешь удовольствие от видеоряда, красок, уж затем докапываешься до тонкости режиссуры. Новый монитор вернул удовольствие от процесса киносозерцания. А скоростной интернет дал возможность смотреть балет, который я люблю уже лет 50.

В детстве, в поселке Калтан, мы устремлялись с маленьким братишкой в барак, приспособленный под кинотеатр, по многу раз вглядываясь в оживавшее полотнище, поддавались коллективной радости и наслаждались чистым, вкусным воздухом, когда кончался сеанс и мы выходили на улицу. Особенно зимой.

У меня в Магадане просмотр завершается часа в два ночи, и такое расписание, конечно, искажает восприятие. А выключишь, монитор и еще два часа потрескивает да пощелкивает, и звуки такие, будто издают их не механические, а живые устройства. Не хочу называть полтергейстом, чтобы не притягивать чертей. Ночные звуки компа – как если бы хозяйничал кот. Относиться к ним можно двояко: будоражат, не дают соскользнуть в сон. Вместе с тем, призрак кота заставляет екать сердце. И холодок в голове прокатывается, будто прицелились в спину. Можно и так сказать: старческие суставы скрипят.

Год прошел, а монитор не угомоняется. Часа три несутся из него трески и шорохи различной мощности и высоты. То забуду слово «барабашка» и снова вспомню. А еще вспомню слово треска и даже вкус ее жареной на растительном масле во рту ощущаю. Жаль, сюжеты фильмов так однообразны.

Больше всего о старшеклассниках американцы наснимали: напьются пива или какой-то дряни без закуски (!) и блюют. У нас на Руси так по-черному пьют только горькие пьяницы. Ну и девчонки у них испорченные – наглые, страшненькие, носатенькие, с деформированным лицевым овалом. Особенность американского любовного треугольника – все три угла тупые. Или с кукольными лицами, не отягощенными интеллектом.

Или на пикнике начинают на них нападать ожившие мертвецы, парализую волю парнишек, не говоря о гирлах. Классический зигзаг сюжета – расхрабрятся, нападают, черт знает, на что. Из света во тьму. На монстров. Вдруг очко сыграет: бежим! И весь фильм до финала убегают, бросая оружие и воинскую технику. А раненых добивают.

Но не только заштампованность сюжетов доканывает, но и клоновая похожесть физиономий. И речь не только об азиатах, но и об американцах тоже. Одного лишь Брюса Уиллиса я ни с кем не путаю. Меня прикалывает, как киношные американские солдаты ходят в атаку. Ползком поднимаются по крутому склону холма, под проливным дождем, по глубокой жидкой грязи. С вершины их поливают пулеметные очереди противника. Это в мировую еще войну, японцы. Если кого-то из атакующих задела пуля, на его крики сползаются братья по оружию, окликают по имени, тормошат, бьют по щекам, бестолково тыкаются, намереваясь как-то помочь, а задетый пулей верещит, призывая Господа и дьявола одновременно, упоминает и дерьмо – сильнейшее ругательство жителей Запада. Эти выражения не приносят облегчения. Через какое-то время атакующие отступают, и делают это с чувством исполненного долга. Повоевали, пора отдыхать, завтра будет новый день, новые подвиги. Пьют виски, этой же гадостью заливают огнестрельные раны, чтобы вынуть пулю и зашить. Пули как из детского пистолета: едва пробьют кожу, застревают.

Для американских фильмов характерна всеобщая истерика самосохранения, эти вопли: «Уходим! Уходим! Уходим!». Американские атаки, которые завершаются тотальным отступлением.

Или вот снайпер другого снайпера из засады выманивал, используя в качестве наживки третьего снайпера. Они за демократию в Панаме сражались. Потом в страны Африки переместились. Лицо черным гримом мажет, хотя и сам темнокожий. Все равно что в дождь поливает огород.

Американские военнослужащие козыряют по делу и не по делу, к пустой голове прикладывают сложенную дощечкой ладонь. Из дощечек такой величины, между прочим, можно построить дом, ну, шалаш на крайний случай. Бунгало, в котором двум любящим сердцам можно согреть друг друга тахикардией. На берегу Нагаевской бухты, где дорога в морской порт доводит до самого первого здания порта, остались еще живописные лачуги, сколоченные из мелких дощечек. Магаданский художник Слава Фентяжев открыл эту натуру и изобразил с огромным сочувствием.

Это особые, похожие на шкатулки, ящики, в которых перевозили в свое время взрывчатку, шоколад, коньячные бутылки и много еще чего при транспортировке Северным морским путем. О ледовой дороге снова стали говорить по телевизору, планируется дать ей вторую жизнь. Китайцы подсуетились, хотят вструмить в нашу ледовую дорогу свой китайский Шелковый путь.

Матросы надевают чистую одежду перед сражением, так и это плавание из питерского порта через моря Ледовитого океана было полно торжества и романтики и готовности быть затертыми льдами.

Изготовлялись ящики из отборной древесины с любовью и тщательностью, к которой невозможно оставаться равнодушным. Людям хотелось быть причастным к чуду перемещения во льдах Арктики. Зачарованные отделкой ящиков, норовили использовать их как мебель, либо дать древесине ящиков вторую жизнь. Наверное, любовь к тщательно струганным дощечкам, отшлифованным, отлакированным, теплым, как ладонь, на самом деле всеобщая и не знает государственных границ.

Бывал я в Магадане на небольшом деревообделочном заводе, теперь не найдете его следов, он был снесен под корень, на какое-то время появился огромный котлован, в районе бывшего горотдела милиции, на Пролетарской, я проходил мимо и недоумевал при виде этого небольшого светопреставления. Директора видел несколько раз. Видный мужчина, симпатичный, с хорошим лицом, с ним было хорошо общаться в теплом помещении, а на улице теряться в толпе, в ту пору в городе можно было отыскать толпу, если постараться.

Я обнародовал его идею продавать в Германию ящички из колымской лиственницы для помидорной рассады. Чтобы хорошо высушенную, без кривизны отшлифованную дощечку производить тут, в Магадане. Наивность моя переходила все пределы, и директор слегка вразумлял, не для печати, что из дощечек в далекой цивилизованной стране будут изготовлять качественную мебель. Или даже музыкальные инструменты. Стало быть, спрос обеспечен. Чтобы покупать по умеренной цене и получать большую прибыль. Новая экономика, надо в нее вписаться. Вписался, обогатился, исчез с горизонта. Думается, он продавал эти дощечки самому себе, в этом случае эффект наивысший. А я любил дощечки просто так, без мысли об извлечении выгоды.

Когда я впервые посетил театр оперы и балета в Новосибирске, и балерина в прыжке опустилась на паркетины сцены, словно на клавиши, я запомнил тот звук и почитал его более остальных в спектакле. Это был «Щелкунчик» на музыку Чайковского. А я приехал на экскурсию в город из районного центра и был смыт наповал теченьем музыки и света.